Екатерина Лунная - Наперсница[СИ]

— Хоть глаза открыла, — хохотнул тот, что сел напротив — его мне рассмотреть не удалось.

— Эй, красавица! — свистнул в сторону молодой. — Давай–ка нам сюда вина! Хорошего, да поживей! Кстати, я Илчи. А тебя как зовут? Ты меня слышишь, недотрога? Эй! Как, говорю, зовут тебя?

Я встрепенулась, осознав, что это обращаются ко мне. Имени своего раскрывать не хотелось, но меня застали врасплох, а мудрая леди Ивонн учила, что если не посчастливится попасть в такую ситуацию, главное — не сопротивляться и не спорить.

— Шантель, — пискнула я севшим голосом.

— Чего? — не понял крепыш.

— Шантель Роалин Эмброуз, — проговорила еще тише. И сумбурно пояснила: — Я. Мое имя. Я Шантель.

— О–о–о! — восхищенно протянул еще один, теперь уже сбоку. — Благородная, чтоль? Прямо не имя, а песня!

— Кстати, песня! — оживился крепыш и затянул было веселую мелодию, но та оборвалась со звуком звонкой затрещины.

— Да заткнись ты уже, Лори! — в несколько глоток сразу заорали его товарищи.

— Пусть вон лучше малышка споет!

— Да, да, таких девочек специально учат!

— Только ты, это, без соплей чтобы! — строго предупредил гулкий, как из бочки, голос напротив. — Без всяких ваших женских «про любовь» и прочей ерунды!

— Про войну? — решилась я уточнить.

— Точно! Война — самое оно!

— Давай, малышка, про войну!

Я покашляла, прочистив горло. К счастью, вспомнилась пара северных песен. Там уважают хорошие баллады, а наша учительница по музыке, леди Риддит, родом как раз оттуда.

Пламя ласкает ушедшие души,

Ветер уносит пепел прочь…

Кажется, меня услышали и сочли достойной внимания — гомон вокруг поутих. Крепыш, видимо, не в силах оставаться в стороне от искусства, принялся мычать, подпевая, но его быстро заткнули. Впрочем, тот все равно нашел выход: начал стучать ритм, — это не так отвлекало. Наоборот, я даже приободрилась, доверилась скорректированному темпу, поскольку у самой с этим были проблемы. А крепыш стучал четко и, если так можно выразиться, с душой.

Души кричат о забытой присяге,

Они не способны на месть.

Втоптаны в грязь самодельные стяги,

Здесь не знакомо слово «честь».

Забыты законы свободы, морали

Из снежной, холодной зимы.

Мы продали души, из пепла восстали

Клинками вечной войны.

Битвы, погони, стрельба из засады -

Тени прежних побед.

Воины смерти не знают пощады:

«В бой!» — слышим сквозь сотни лет.

Огнем и железом пройдем ради мира

Чужой свободной страны.

Солдаты без чести и без командира

Заложники древней войны.

— Во дает девчонка, — расчувствовался сидящий напротив мужчина. — Давно такого не слушал!

— На, недотрога, — молодой впихнул мне в руки кружку, в которой плескалось дешевое красное вино. — Слышь, Шантель? Пей давай, горло промочи. Да хватит уже дрожать! Чего боишься–то?

— Я не дрожу, — возразила, поскольку объяснять свои страхи не собиралась — вроде как, все очевидно.

— Ага, а глаза чего не поднимаешь? Солнце глаза слепит?

— От красоты твоей ослепнуть боится, Илчи, — заржал крепыш, воодушевленно дубася кулаком по столешнице.

Я закусила губу и вздернула подбородок, превозмогая страх. В самом деле, сижу, сжавшись, как воробышек на обледенелой ветке! Откуда там взяться достоинству, которому учила леди Ивонн? Сидеть надо прямо, разговаривать спокойно, быть леди, в конце концов! Я же не какая–то девчонка из подворотни, я Шантель Роалин Эмброуз, дочь графа, воспитанница самого лучшего пансиона для благородных девиц!

— Я не боюсь, — произнесла дрожащим голосом скорее для себя, чем для окружающих. И уже более уверенным тоном добавила: — И не дрожу.

— Вот так–то лучше! — хлопнул в ладоши загорелый, плечистый мужчина, тот самый, с гулким голосом. И залихватски подмигнул, вызвав румянец смущения на моих щеках.

— Ну, давайте выпьем за храбрую Шантель! — возгласил Илчи. Мне пришлось пригубить вина из своей кружки, лишь для вида.

— Вот это Лори, — принялся он представлять мне своих товарищей, начиная с музыкально одаренного крепыша. Тот отвлеченно помахал рукой, не отвлекаясь от собственной, громадного размера кружки. Кадык энергично двигался под запрокинутой головой, я на целых пять секунд застыла, завороженная этим зрелищем. — А вот это Моран, — в ответ кивнул мужчина напротив. — И Рунвар с Хольдимом.

Последние оказались близнецами, практически не похожими друг на друга. Они оба подмигнули мне, один правым глазом, другой левым и синхронно ухмыльнулись. Я учтиво склонила голову, пряча удивление и замешательство.

— Приятно познакомиться.

— Ты, Шантель, не обижайся, — басом прогудел Рунвар, — мы хотели командиру приятное сделать…

— А он не оценил, — подхватил Хольдим. Что забавно, голос у них не разнился, только интонации. — Так что придется тебе составить компанию нам.

— Не волнуйся, только на эту ночь, — успокоил Илчи, дружески похлопав по моей ладони. Я, напротив, напряглась. — А потом вернем туда же, откуда забрали.

— Эй, а ты помнишь, откуда мы ее взяли?

— Найдем, — отмахнулся молодой. — А пока — давай еще песню, а?

— Без соплей, — снова нахмурился Моран. Я понятливо кивнула и, отставив кружку, запела. Лори с первых же слов подхватил ритм, остальные мужчины, подперев подбородки крепкими кулаками, одобрительно внимали.

Мне пришлось развлекать своих похитителей песнями еще не раз и не два. В перерывах, когда я отдыхала, они наперебой рассказывали смешные истории, байки, уж не знаю, для меня ли или друг для друга. В итоге к утру мой голос охрип, вокруг вповалку валялись храпящие незнакомые наемники, а из «моих» остались только Моран и Лори.

Илчи и Хольдим еще час назад, перемигнувшись, подхватили с двух сторон кокетливо взвизгнувшую служку и с ней, втроем, скрылись в одной из комнат. Панические мысли о том, что там происходит за закрытой дверью и не повлекут ли туда меня, приходилось с усилием гнать метлой. Рунвар уже давно уснул прямо за столом в обнимку с кувшином, подложив под голову изрядный кусок черного хлеба.

Так и получилось, что «возвращать» меня вместо пятерых отправились двое. Я примерно помнила дорогу от второго трактира до дома гончара, но поплутать все равно пришлось. И как раз на перекрестке, где мы — щуплая, невысокая девушка с растерянными глазами под ручку с двумя зевающими во весь рот плечистыми здоровяками — искали верный путь, пришла подмога.

Напряженный, весь словно бы пружиной сжатый Аарон размашисто шагал — почти бежал — по улице, зверским взглядом обозревая окрестности. За ним семенила полусонная растрепанная Ирра.